из Джорджо Ригон

В категории: HOME | Критический анализ

Англо-американский литературный модуль об Эдгаре Аллане По предвидел перевод этого тонкого стихотворения, работы автора, известного и прославленного за другие литературные заслуги. Лично я не скрываю своего невежества и даже не знаю поэта-поэта, если не считать исключения для очень знаменитого «Ворона».

Параллельное развертывание курса «Теория и история перевода» дало мне возможность лучше оценить все возможности, которые Штайнер называет «аргументированным описанием процедур», для использования в учебной, но чрезвычайно стимулирующей задаче перевода такая «отточенная» работа американского автора .

Именно перевод такого «идеального» стихотворения заставляет меня быть в гармонии с автором « После Вавилона» при рассмотрении языка и поэтики особым образом, формирующей силы человечества : если, с одной стороны, лингвистический раскол из-за падения Торре следует считать катастрофой для человечества, обаяние, полученное в результате попытки перенести такой «иностранный» шедевр на наш язык, может заставить нас считать его полезной «звездной пылью».

К елене

Елена, твоя красота для меня
Как те Никейские лайы прошлого,
Это нежно, над благоуханным морем,
Усталый, изношенный странник
На свой родной берег.

В отчаянных морях долго бродить
Твои гиацинтовые волосы, твое классическое лицо,
Твои воздушные наяды привели меня домой
Во славу, что была Греция,
И величие, которое было Римом.

Lo! В твоей блестящей оконной нише
Как статуя, как я вижу тебя,
Агат лампы в твоей руке!
Ах, Психея, из регионов, которые
Святая Земля!

Елене

О Елена, твоя красота для меня
Как в Никейском лесу, который когда-то,
Пожалуйста, над ароматным морем
Утомленный путник привел
На его родном берегу.

К отчаянным морям давно привыкли,
Ваши гиацинтовые волосы, ваше классическое лицо,
Спасибо, наяды, отвези меня домой
Во славу Греции
К величию, которое было в Риме.

Мир! Там, в вашей великолепной нише,
Как статуя я вижу тебя стоящим,
Агат лампы у вас в руке
Ах, Психея, из тех земель, которые
Святая Земля Я!

Опубликовано впервые в 1831 году в стихах , но пересмотрено и переоборудовано в его нынешний вид в течение 12 лет. Название, безусловно, является ссылкой на Елену Трою, считавшуюся самой красивой женщиной древности; но мы не должны забывать об особом предпочтении По имени Элен и его вариантах, которые он использовал в таких произведениях, как «Ленор» и «Элеонора».

КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ АВТОРА

Эдгар Аллан По (Бостон, 1809 - Балтимор, 1849), американский писатель, поэт и литературный критик. Сын путешествующих актеров, он был сиротой в раннем возрасте и был воспитан богатым торговцем из Вирджинии, который взял его с собой в Англию. Здесь он начал свое обучение, которое затем продолжилось в Соединенных Штатах, куда он вернулся в 1820 году. В 1827 году, взяв на себя большие долги по азартным играм, его опекун заставил его покинуть школу и начать работать. Нетерпеливый в делопроизводстве, он переехал в Бостон, где анонимно опубликовал свою первую книгу «Тамерлан» и другие стихи (1827). Он прослужил два года в армии США, а в 1829 году опубликовал второй том стихов «Аль-Аарааф». Примирившись со своим опекуном, он поступил в военную академию Вест-Пойнт, из которой, однако, он был исключен через несколько месяцев за проступки, и после этого нового эпизода он был окончательно отвергнут опекуном. Третий том стихотворений «Поэмы» появился в 1831 году. Поселившись в Балтиморе в следующем году, По написал «Рукопись, найденную в бутылке», с которой он выиграл конкурс, объявленный журналом «Субботний визитер Балтимора», и сотрудничал в нескольких периодических изданиях. После продолжительной болезни, а затем смерти, в 1847 году, его жены Вирджинии По заболел; злоупотребление алкоголем и наркотиками, вероятно, способствовало его преждевременной смерти.

Прежде всего, я хотел бы принять во внимание язык По в английском языке начала девятнадцатого века в отношении языка в поэзии и прозе.

Джордж Штейнер утверждает, что «поэтому необходим систематический грамматический анализ, который глубоко проникает в текст, но глоссарии и синтаксис являются лишь инструментами. Основная задача полного читателя - установить, насколько это возможно, полное намеренное качество монолога». Посмертно, во-первых, в драме, во-вторых, в известных нам драматических конвенциях Шекспира и Елизаветы, и, что еще труднее, в широком контексте языка, на котором говорили в начале семнадцатого века. самое ядро ​​процесса толкования. "[1]

Поэтическое производство По, пронизанное, как и его повествование, тревожными темами, характеризуется мудрым использованием конструкции и метра и раскрывает влияние английских авторов, таких как Милтон, Китс, Шелли, Колридж, и типично романтический интерес для оккультный и сатанинский . Значительными в его стиле и вдохновляющих мотивах являются стихи из коллекции Il corvo (1845), в которой сочетаются тоска и предзнаменования смерти.

По использует успех своей прозы, чтобы сделать свои стихи известными, которые он вкладывает в свои рассказы. В поэзии к неоклассическим моментам «К Елене», отмеченным медленным движением, он противопоставляет более романтичные моменты «Исрафеля», движимые крещендо страстей, которые заставляют его поиски эстетической красоты раскачиваться на «поэтическом возвышенном» Буркиана [2] памяти. Тем временем, однако, он несправедливо заклеймен в Соединенных Штатах с именем "джинглмен".

В прозе его язык все направлен на научное исследование эффекта . В своих «германских» историях По является мастером по сгибанию своих лиминальных персонажей в ореоле «неизвестности», способном достичь уровня ужаса, который почти никогда не заканчивается самым банальным «ужасом».

Его язык находится под влиянием его прожорливой культуры самообучения : бесчисленные названия самых разнородных авторов, многие из них - его доказательства любви к французскому языку, его вставки слов архаического происхождения (греческий «гипокондрик» или латинский « Incusus "просто назвать несколько из" Падение дома Ашера "), что, конечно, необычно по сравнению с горизонтом ожидания среднего американского читателя того времени, служат для замедления и сканирования уникального ритма прозы По.

Поколения художников отважились на празднование женской красоты, в том числе и По, которая в «К Хелен» обращается к некому, кроме Елены, самой прекрасной женщины по достоинству.

Переводческая деятельность, несомненно, обладает очарованием всего, что относится к концепции сотворения человеком : если, с одной стороны, хотя бы в ее окончательной разработке, есть текст, с которого следует начать, то для переводчика есть много возможностей. Эротический оттенок, придаваемый искусству перевода (любовь к исходному тексту, мужчина-переводчик, который нарушает литературное произведение женщины, проникновение в текст, понятие красоты, близкое к понятию неверности с «les belles infidèles» и все остальное) добавляет к неявной привлекательности того, что, выйдя из-под пера и из рук действительного переводчика, а Бодлер был первым великим переводчиком По, можно с полным основанием определить как «произведение искусства».

Для Штейнера «каждый лингвистический акт имеет временную детерминацию; ни одна семантическая форма не является вечной: при использовании слова мы пробуждаем отголоски всей его предыдущей истории. Каждый текст коренится в определенном историческом времени; он обладает тем, что лингвисты определяют структуру diachronic. Полное прочтение означает максимально возможное восстановление непосредственных ценностей и намерений, в которых фактически происходит данный дискурс. "[3]

Именно с учетом этого я хотел иметь в виду использование определенных «ключевых» терминов, которые я выбрал, чтобы перевести на итальянский язык исследуемый и сложный английский язык, используемый По, чтобы придать этой работе неоклассический и аполлонийский вкус, стремясь использовать ее. самыми выдающимися национальными учеными.

Согласно Ньюмарку , я принял во внимание читателя для объяснения намеков, чтобы активировать восприимчивое понимание. Я попытался произвести на этом гипотетическом читателе с помощью перевода тот же самый эффект, который я пытался проникнуть в оригинальную работу, пытаясь воспроизвести ее акцент. Выбор моей работы также подтверждается Бертоцци, который утверждает: «В этом смысле мы понимаем, как самого переводчика все чаще просят объяснить свой выбор, объяснить критерии, мотивы, причины его решений». [4]

Учитывая, что это не современный текст, было невозможно выполнить операцию синхронизации над ним. Напротив, перевод этого текста, который в некоторых отношениях мы можем определить как «классический», означает сделать древнюю идиому доступной для читателя, поэтому современная идиома не должна использоваться, а скорее словарь, принадлежащий историческому периоду автора, выполняя произведение настоящего "антиказиона".

Для этого я использовал Оксфордский словарь и, прежде всего, Большой словарь итальянского языка Сальваторе Батталья.

Я буквально следовал указаниям Штайнера: «Есть инструменты для такого начинания. Настоящий читатель - словарь-уродец, он знает, что английский особенно хорошо представлен, из англо-саксонского словаря Бонворта через среднеанглийский словарь Курата». и Kuhn к почти несравненным ресурсам Оксфордского словаря английского языка. "[5]

Постоянная ссылка, среди прочего, на истории По, на самые разные авторы, побуждала меня искать самых выдающихся авторов, которые использовали именно те термины, которые я выбрал для интерпретации неоклассической версии. это его "хвостатый сонет".

Поэтический анализ

Давайте рассмотрим первые два стиха:

Елена, твоя красота для меня

Как те Никейские лайы прошлого,

Ссылка, по моему мнению, на место, где состоялся Вселенский Собор 325 г., осудивший ересь Ария, провозгласившую в Никейском символе (также называемом Никенокостантинополитским символом, потому что он был совершен советом, состоявшимся в Константинополе в 381 г.), соответствовала сыну Бог Отец. Другие комментаторы ссылаются на Никею как на город, связанный с Дионисом, или на «Ниццу» (прилагательное и существительное) как имя Зевса, несущего победу (знаменитая Найк Самофракии, выставленная в Лувре). Лично я бы выбрал первую гипотезу, поскольку это гимн женской красоты, понимаемый в двойном аспекте, чувственный, связанный с Еленой, и духовный, связанный с Психеей: именно ссылка на догму, которая подтверждает божественную природу Иисуса Христа, связана с возвышением внутренняя женская красота, абсолютная, божественная, которая идет от Елены к Психее. Отсюда и исправление моего предыдущего перевода, от "nicei" до "niceni", в прямой связи с символом Nicene.

Это нежно, над благоуханным морем,

Усталый, изношенный странник

На свой родной берег.

В четвертом стихе была предпринята попытка воспроизвести музыкальную аллитерацию из-за последовательности полуживых завес "w" с фоносимволизмом носа "n" и фрикативов "v".

В первых двух строфах много прикосновений и запаха. В последнем, в котором Елена становится Психеей, вместо этого преобладает зрение. Затем я попытался адекватно передать «парфюмированное» ощущение этого моря, в котором усыплен моряк на волне той аллитерации, о которой мы только что говорили, а также ощущение, возникающее от контакта пальцев с этими гиацинтовыми волосами.

В отчаянных морях долго бродить

Твои гиацинтовые волосы, твое классическое лицо,

Твои воздушные наяды привели меня домой

Во славу, что была Греция,

Ассоциация "нация славы" часто используется в литературе.

Данте в Чистилище: «О, Глория де 'Латини», - сказал он, - «чтобы он показал, на что способен наш язык».

Лянча : «... и сказал:« О, слава троянов, я принес все жертвы и воздаю их грекам ».

Foscolo , в Sepulchres: «Но более благословенно, потому что в храме вы принимаете / сохраняете ту же славу»

Мандзони , в Адельчи: «В Эфрете / общежитие Ватикинато / Вознесена Богородица Алма / Слава Израилю».

И величие, которое было Римом.

Насколько мне известно, этот стих является сердцем моей переводческой работы. В связи с этим я мог бы также реструктурировать свою работу металингвистической рефлексии с помощью гипертекста таким же образом, как при просмотре и просмотре страниц в Интернете: начиная с этого стиха, чтобы время от времени извлекать из других частей рассуждения, что тем больше мы заинтересованы в этом и делаем его своего рода паратекстом.

Я намеревался перевести французский термин «величие», отдавая предпочтение «величию» более непосредственному «величию», которое я выбрал вначале: однако вызванное мной чувство было не тем, которое я искал.

Я спросил себя: «Но каков эффект, поскольку этот эффект составляет фундаментальный компонент его литературной работы, который По хотел представить, повторяя в ушах американского читателя 1831 года этот напыщенный термин из-за рубежа?». А также: «Какую степень неизменности я должен придать этому термину?»

Именно в этом отношении я также думал о том, чтобы оставить его внутрипроверенным, и попытался представить себе, какой эффект это могло бы вызвать у меня в ушах, когда читатель когда-то ассоциировался с понятием римлян: результат не казался мне абсолютно на высоте получено от По.

Рассмотрение о правильном употреблении этого термина, то есть французского термина, произнесенного англичанином, не сделало ничего, кроме открытия новых и более широких горизонтов перевода, которым было трудно следовать.

Очевидно, мы не можем сказать, что в абсолютном выражении выбор термина для перевода «справедливее», чем другого.

С другой стороны, речь идет о стихотворении, литературном тексте, переводом которого является неповторимый уникум, в котором все хранится (эта тема).

Также в соответствии с Общей теорией перевода мы должны априори различать литературный текст и конкретный текст.

В естественных языках знаки четко различаются как по содержанию, так и по выражению. Вместо этого в литературном языке знаки имеют знаковый и представительный характер. В литературном тексте значение имеет большее значение, чем в обычном языке, настолько, что оно может даже оторваться от другой стороны лингвистического знака (другими словами, «автономизировать»).

Красивым является определение, которое Бертоцци дает лингвистическому признаку: «это своего рода комплекс семантических черт, в котором ссылочные элементы, метафорические и символические характеристики образуют то, что является истинной семантической областью лингвистического знака, в котором несопоставимые элементы, составляющие область, в которой многозначность доведена до гиперболической степени. "[6]

Поэзия, прежде всего, не заканчивается своим значением, и Штайнер утверждает, что чрезвычайно трудно переводить поэтический текст, потому что поэзия выражает универсальное через частное.

Каждое утверждение, каждая лексема, которую я бы добавил, неповторимо: именно это и делает колебание перевода между неповторимостью и непереводимостью.

Для Леви-Стросса [7] поэзия может быть переведена со многими типами различий в значении, в то время как это всего лишь миф, который универсален и, следовательно, не подчиняется переводчику.

Для Ньюмарка, который утверждает, что литературные тексты должны быть переведены с большим количеством лицензий, чем прагматические, перевод поэзии является наиболее трудным, потому что это единственная литературная форма, которая использует все качества языка. В поэзии язык раскрывается во всех его аспектах, во всем его выразительном потенциале.

Якобсон утверждает, что в поэзии преобладает парономазия, в отношениях, где между фонетическими и семантическими единицами создается непереводимый каламбур, который воспроизводится только путем творческого переноса. Роль переводчика, согласно Якобсону, состоит в том, чтобы конкретизировать имплицитное значение как на денотативном, так и на коннотативном уровне. Тот, кто полностью не согласен с этой аксиомой, является Бертоцци, для которого не является абсолютно необходимым прояснить, что не является (то, что я сделал, является лишь попыткой, с переводом «величия») воспроизведения на целевом языке магического значения. заключенный в термин "величие".)

Умение Умберто Эко виртуозно звучит так : «Проблема перевода в поэзии драматична, потому что это искусство, в котором мысль определяется словом, а изменение языка меняет мысль. Если« смеющиеся и беглые »глаза Сильвии теряют как минимум два «Я», необходимо изменить весь стих и, возможно, также имя девушки. Вот почему мы знаем, что поэтические переводы являются актами отдыха ».

Мне нравится изображение, используемое св. Иеронимом , согласно которому текст пересекает переводчик, который извлекает его значение (как если бы он находился в шахте под открытым небом) и возвращает его домой.

Тем не менее, по словам Бертоцци: «Переводится не код, а текст, а не весь семантический потенциал знака на уровне языка, но его частичная актуализация в акте слов, а не комплекс возможных значений, лингвистическая единица может принимать в коде, но конкретную ценность, которую она на самом деле принимает в определенном тексте, в силу тех механизмов контекстуализации, то есть конституции значения текста, которые оперируют виртуальными ценностями langue linguistica " ,

Мы явно находимся в антиподах в отношении концепции эквивалентности, принятой для автоматического перевода, для которой «перевод принимает форму процесса транскодирования, который включает замену элементов кода таким же количеством элементов другого кода таким образом, что он остается неизменным. первоначальный смысл. " [8]

Уже Монтескье в 1734 году назвал свою работу «Расследования на грани величиев и де-юре».

Несколько итальянских авторов, которые связывают термин «величие» с римским миром.

Томмазео : «У нее [Рима] нет другого вопроса к солнцу, кроме того, что она не может видеть то, что больше ее; все муниципальное величие, которое должно было спровоцировать месть всех народов против него ».

Бенедетто Кроче: «Один и тот же корень имеет свою предрасположенность к истории, особенно к римлянам, ... превращается в образцовую историю гражданских добродетелей, жертвоприношений, героизма, волевого величия».

Милиция : «Самым заметным величием Рима является его дизайн».

Касти : «Великолепный принц, ... даже после отречения империи, [Диоклетиан] никогда не знал, как отречься ни от величия идей, ни от стремления править».

Кардуччи : «Подтвердите [саркофаг] ... римское величие Леона Баттисты Альберти».

Lo! В твоей блестящей оконной нише

Здесь «Мира!» Переводит архаичное междометие «Ло!» = (Старое использование) Смотри! Смотрите!

Среди его значений мы понимаем «осторожно смотреть на определенный объект», «поднимать глаза к чему-то», «смотреть глазами», «смотреть с намерением», «смотреть с сильным желанием», «тоска по человеку». любил, восхищался его красотами ». Отсюда и близость между «целеустремленностью» и «восхищением», о чем свидетельствует Тассо. Бесчисленные авторы, которые использовали глагол «прицелиться».

Данте, в Vita Nova: «В глазах моя женщина любит / потому что то, к чему она стремится, является добрым».

Данте, в Inferno: «Он нацеливает того, у кого меч в руке, / кто стоит перед тремя си в качестве отца / те являются суверенным поэтом Гомера».

Петрарка : «Мира, тот холм, или устало мое смутное сердце». И снова: «Как женщина, она ждет славной славы / мудрости, доблести, вежливости / пристального взгляда в моих глазах на врага, которого женщина называет миром».

Тассо : «Посмотри на небо, как оно красиво, и нацели солнце». Снова: «Он миролла, и он восхищался красотой / подобием и был доволен этим, и он был там».

Варано : «Взгляни / и нацели Назарянина, истинного Сына / живого Бога».

Как статуя, как я вижу тебя,

Я перевел здесь с архаичного «вегго» вслед за «Леопарди де ла Джинестра» (см. Предложенный ниже отрывок), составленного в 1836 году и современного «К Елене», в свою очередь впервые опубликованного в 1831 году и усовершенствованного в форме тока в течении 12 лет.

Агат лампы в твоей руке!

Я повторно предложил три восклицательных знака, которые характеризуют третью строфу, у которой есть решительная функция дистанцирования идеализированной фигуры, архетипа красивой женщины.

Ах, Психея, из регионов, которые

Здесь я хотел воспроизвести «what» Eneambement, в то время как с «lande» я хотел вспомнить звук, вызванный «Землей» «Holy Land». Конечно, первое значение, с которым связан этот термин, - это значительная плоская область, в основном некультурная и необитаемая. Однако я нашел во многих авторах оттенок, который идет от меланхоличного к таинственному и в любом случае с менее отрицательным значением.

Данте: «Молодой и красивый во сне, я думал / женщина, чтобы увидеть, собираясь на землю / собирать цветы».

Леопарди в La Ginestra: «Часто на этих берегах ... / Я сижу ночью; и на грустной земле / в чистейшем голубом цвете / я вижу сверху горящие звезды ".

Монти : «На зеленых болотах / реки с'аррестар густые и густые / похожие на листья и весенние цветы».

Tommaseo : «Скалы, которые вы увидите одетыми / висящими гирляндами: / пышными болотами / островами, с долинами / зелеными видами».

Святая Земля!

Рифма «Рука / Земля» возобновляется с созвучием Мано / Соно.

***

Я даже не задумывался о желании проследить рифму ABABA CDCDC EFFEF из трех оригинальных строф: я предпочел, за исключением единственного последнего согласного, искать определенную эквивалентность в рамках схемы свободного стихотворения, воспроизводя акцент не рифма

Для Коллера , как сообщил Бертоцци, «несоответствие языков, вовлеченных в процесс перевода, разнообразие среды, общества, культуры, временная дистанция, изменившиеся условия коммуникативной ситуации, в которой возникает перевод в отношении исходного текста, и затем опять же неизбежное присутствие субъективного компонента, связанного с личностью переводчика, - все это факторы гетеровалентности ».

Тем не менее Бертоцци сообщает, что: «Оригинал и перевод возникают в разных контекстах языка, общества, культуры. Оригинал и перевод всегда обязательно находятся во временной зависимости, которая делает смысл текста эластичным и трансформирует восприятие, эффект. "

И эффект - именно то, что По искал в своих произведениях: это лишь подчеркивает титаническую задачу перевода на современном итальянском, хотя и «устаревшем», языка девятнадцатого века, которым наш автор придавал особое значение своей поэзии. , Только конечный потребитель, тот читатель, который стал виртуальным персонажем, представляющим смысл перевода переводчика, может судить, прошло ли коммуникативное намерение, с помощью которого По разработал свой текст.

Если, с другой стороны, Фрэнк был прав, он утверждает, что «переводчик - даже если он хочет создать ничего, кроме эквивалентности - неизбежно всегда приводит к различию», утешил бы нас надеждой возродить, переосмыслить и придать ему другую форму, этот драгоценный камень мирового литературного наследия ,

Я предпочитаю скорее согласиться с Жаком Дериддой, для которого перевод представляет собой прекрасный оксюморон невозможной невозможности, и придать достоинство автономии этим моим усилиям, подкрепленным словами Магриса : «Это его достоинство подтверждается именно в отношениях с так называемыми оригинальны, но также, как и в любых реальных отношениях, также на человеческом уровне, в автономии. Отношения являются подлинными, когда они происходят между равными, в противном случае они ложные ».

Я бы закончил словами Альбрехта , который в 1987 году заявил: «Поэтому каждый переводчик - даже если каждая вероятность будет доказывать в пользу того, что он в конечном итоге станет техническим переводчиком - должен был столкнуться с литературными текстами; это не было бы пустой тратой времени». ".

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

[1] Г. Штайнер, 1992, After Babel - Аспекты языка и перевода, Garzanti Ed.

[2] Эдмунд Берк в 1757 году опубликовал «Философское исследование происхождения наших идей о возвышенном и прекрасном», в котором он идентифицировал на войне происхождение идеи возвышенного и влюбленного источника концепции красоты (теория который будет поднят Львом Толстым в 1895 году).

[3] Г. Штейнер, соч. соч.

[4] Роберто Бертоцци, 1999, Эквивалентность и знание перевода, Издания LED-University по гуманитарному праву

[5] Г. Штейнер, соч. соч.

[6] Роберто Бертоцци, процитированная работа

[7] Клод Леви-Стросс, (Брюссель, 1908), французский антрополог и главный теоретик структуралистского подхода в антропологии.

[8] Роберто Бертоцци, соч. соч.

>> Свяжитесь с автором этой статьи